Архив тегов | университет

АРИФ КЕРИМОВ, КОТОРЫЙ БЫЛ МОИМ ДРУГОМ…

5.

                              продолжение

Это была последняя наша сессия, было не  много экзаменов, но много было еще лекций и семинаров. То есть каждый день к девяти утра надо было быть в «университете», то есть в 225-й школе, которая находилась в значительном расстоянии от Интуриста. Как оказалось, пробуждение ото сна Арифа равносильно возвращению с того света. Он спал крепко, в течение ночи при этом толкая речь на лезгинском. Когда его удавалось разбудить, времени, чтобы успеть на первое занятие на общественном транспорте, не оставалось. И мы садились на такси, которое обходилось в три рубля, которые для нас были вовсе не деревянными, а золотыми. Ариф любил хорошо посидеть, если не в ресторане, то в приличном  кафе. Вскоре у него кончились деньги. Впервые за шесть почти лет моих денег тоже не хватило до конца сессии. Так у Акрама денег не было с самого начало, с его бюджетом ничего катастрофического не произошло. Ариф провел совещание и объявил, что один из нас должен ехать в район за деньгами. Они оба по объективным причинам, ныне мною забытым, не могли. Я отправился в Сальян, чтобы брать взаймы у брата и срочно вернуться назад. Это было ужасно. Просить деньги, даже в долг, я не люблю…

Но оставшееся время, насколько я помню, мы провели весело. О чем мы тогда разговаривали? – это я с трудом вспоминаю. Ариф часто говорил о своих литературных мечтах. Писал ли он до этого что-либо, я не могу сказать. Он мне не показывал. Наверное, были какие-то опыты, не зря же он знакомился с литераторами и тратя на это даже деньги. Но представить его за письменным столом, к тому же долгие часы, было трудно. Он собирался написать нечто такое, что могло в один миг поставить его в один ряд с Фолкнером, с Камю. «Что же такое написать, чтобы сразу Нобелевскую премию присудили?» — он всерьез спрашивал меня, полагая, что обо всем этом я всемерно осведомлен, так как неправильно видел во мне будущего крупного литературного критика или литературоведа. Однажды утром в выходной день он мне протянул лист бумаги, сказав, что пока я спал, он начал писать, кажется, невероятную вещь. Я быстро прочитал начало этой невероятной вещи  и сказал, что он тут просто вкратце излагает повесть Валентина Распутина «Живи и помни». Как сильно расстроился Ариф, заметно было по его побледневшему лицу. «Этот Распутин нас доконал», — сказал он. Он похож был на ребенка, у которого отняли полюбившуюся ему игрушку, объявив, что это не его игрушка… Ариф и на самом деле был похож на ребенка, он был чист душой, в этом я уверен по сей день. Таких искренних людей я в своей жизни больше не встречал… Он, конечно, по природе был авантюрист, жаждал славы, как дети жаждут признания взрослых…

АРИФ КЕРИМОВ, КОТОРЫЙ БЫЛ МОИМ ДРУГОМ… 4. ПРОДОЛЖЕНИЕ

При каких обстоятельствах Ариф меня познакомил с Вагифом, я не помню. Вместе мы несколько раз в чайхану ходили. Самая посещаемая литераторами или считающими себя таковыми чайхана называлась «Гызылгюль» и находилась она в двух шагах от Союза писателей, от редакций журналов «Азербайджан» и «Улдуз». Должен сказать, что отношение Вагифа ко мне было самое уважительное. Этому было, думаю, несколько причин. Во-первых, ни на какое место на тамошнем поэтическом олимпе я не претендовал и вообще никому не говорил, что стихи пишу. Нет никаких сомнений, что предложи я ему какие-то свои сочинения, отношение его ко мне немедленно стало бы враждебным. Во-вторых, он в определенной мере ориентировался на Видади Мамедова, который всячески подчеркивал дружеское ко мне отношение. Одним словом, за время наших встреч, которых было не так уж много, у нас с Вагифом Джабраилзаде не было никаких стычек. Между нами состоялась даже краткая переписка, одно из писем недавно я обнаружил среди своих бумаг, оставшихся у матери на родине…

Я о Вагифе так подробно пишу потому, что Арифа Керимова последний раз видел вместе с ним, и состоялась эта встреча в Москве, если не ошибаюсь, в 1983 году…

Приятельские отношения между Арифом и мною стали дружескими во время зимней сессии шестого курса. Заочникам в Баку жилье, конечно, не предоставлялось, приходилось жить в гостиницах – на десять дней зимой и на тридцать дней летом снимать комнату было практически невозможно. В гостиницах мест не было всегда. Всегда. Место добывалось только через взятки. Администраторы обычно брали десять рублей, вложенных в паспорт. Но и за деньги не просто было решать вопрос. Надо было уметь договариваться с администраторами, которые в общении с сельчанами прикидывались не владеющими азербайджанским языком даже на бытовом уровне…

29 декабря, если я не ошибаюсь, приехав в Баку на самую длительную зимнюю сессию из трех недель, в первые же часы пребывания в городе почти случайно встретился с Арифом, который предложил мне пожить в Интуристе. Он там нашел знакомого или знакомую, почти договорился о номере, теперь ему нужен сосед. Я согласился, хотя семьдесят рублей за три недели для меня были большие деньги…

Теперь этой гостиницы нет, она снесена, на ее месте воздвигнуто другое здание, тоже гостиница, кажется. Тогдашний Интурист состоял из двух соединенных между собою зданий. Одно здание было шестнадцатиэтажное, другое – десятиэтажное, в котором мы жили. Номер наш был на десятом этаже. С телевизором, что было крайне важно, так как в январе 1980 года проходили матчи между канадскими и советскими хоккеистами.

Заочное высшее образование само по себе предприятие сомнительное. В Азербайджанском государственном университете эта сомнительность была во всем. Начну с того, что мы практически университета за шесть лет обучения не видели. В университете я сдавал вступительные экзамены, защищал диплом и сдавал госэкзамен по научному коммунизму. Все занятия проходили в здании 225-й средней школы, когда учащиеся находились на каникулах. На лекциях поток из пяти групп, а это больше ста человек, загоняли в обычную классную комнату. Летом дышать было невыносимо… Это отдельная история… Зимняя сессия начиналась тридцатого декабря. Люди приезжали из районов, после одного дня занятий наступал предновогодний день. Потом и Новый год… Кто составлял этот график? Гейдар Алиев? Ректор Багирзаде?

Насколько я помню, тридцать первого декабря мы сильно напились – я, Ариф и Акрам, наш однокурсник из Хачмаза. Он плохо учился, можно сказать, совсем не учился, но обладал талантом пародировать. Он мог говорить голосами преподавателей, знаменитых артистов. Был остроумен, несмотря на стопроцентную академическую задолженность, не унывал, добывал справки, выходил на влиятельных людей, те выходили на преподавателей, на декана, на заведующих кафедрами, он бывал не приеме у ректора, которого потом пародировал…

У него было где жить, но почти всё свое время проводил вместе с нами в гостинице. И новогоднюю ночь. В состоянии глубокого алкогольного опьянения мы смотрели хоккейный матч, засыпали, просыпались и продолжали смотреть дальше…

АРИФ КЕРИМОВ, КОТОРЫЙ БЫЛ МОИМ ДРУГОМ…

Во время летней  сессии пятого курса, которая проходила с 16 июня по 16 июля 1979 года, к нашей группе присоединился совершенно выдающийся заочник, отставший от своего курса из-за задолженностей. Он выделялся в первую очередь по тому, как был одет. А одет был он как никто из нас. Все вещи, которые он носил, а летом человек носит не так уж много вещей, были стильные, сидели на нем замечательно. Подавляющее большинство студентов-заочников филологического факультета Азербайджанского государственного Университета имени С.М. Кирова были деревенские и одевались по-деревенски. То есть были студенты, которые носили дорогие вещи, но эти вещи были безвкусные, а на искривленных сельхозработами фигурах заочников они производили жалкое впечатление…

С новым студентом на первом же занятии у меня возник конфликт и, кажется, он как-то на перемене проявил некоторое желание меня побить. Но несколько девушек, одна из которых была из Сальяна и очень меня по-братски любила, не дали состояться драке, которая грозила полным моим физическим уничтожением. А сам конфликт возник из-за того, что на занятии у Тахсина Муталлибова новый студент, имени которого никто еще не знал, стал бросаться именами некоторых западных писателей, незнакомых практически никому из заочников. Мне показалось, что новый человек не так уж силен или вовсе не силен в западной литературе, просто этими именами он пускает пыль в глаза – нам и самому Тахсину Муталлибову, которому в скором времени предстояло у нас принимать экзамен по теории литературы…

Как ни напрягаю свою память, не могу вспомнить, как же так случилось, что уже на следующий день мы с Арифом Керимовым стали друзьями. Да, это студента, который был старше меня примерно на два с лишним года, звали Ариф Керимов. Ариф Паша оглы Керимов. У меня есть повесть, написанная в 1980 году. Она, как и другие мои сочинения, не опубликована. Называется она «Строился новый дом». И на рукописи под заголовком есть посвящение: «Арифу Паша оглы». Об этом расскажу попозже…

Как оказалось, Ариф был тоже никакой не городской. Замечу, что будь он городским, никаких приятельских отношений у нас не возникло бы. Примеров дружбы между бакинцами и уроженцами сельских районов просто я не знаю. Был на нашем курсе бакинец, если правильно помню, его звали Фариз, лекций он не посещал, появлялся на экзаменах, скорее всего не на всех. Таинственный был человек, некоторые говорили, что работает в КГБ. Перед самым экзаменом по зарубежной литературе просил однокурсницу «немножко рассказать ему про Мамунгуэя». Девушка не сразу поняла, что речь идет о Хемингуэе… Было несколько городских девушек, не замечал, что они общаются с деревенскими. Они были сами по себе. Мы существовали в параллельных мирах. С людьми другой расы и другой национальности гораздо проще было сходиться…

Ариф был родом из села Гарабулаг Варташенского района. Там же жил, преподавал в местной школе. Тогда уже был женат, имел двоих детей. Супруга работал в той же школе. «Иногда я не выдерживаю и начинаю материться, тогда супруга затыкает уши и выбегает из школы», — рассказывал Ариф, весело смеясь. По его словам, его бесила тупость коллег, считающих, к примеру, Самед Вургун величайший поэт всех времен и народов…

(продолжение следует)