5.
продолжение
Это была последняя наша сессия, было не много экзаменов, но много было еще лекций и семинаров. То есть каждый день к девяти утра надо было быть в «университете», то есть в 225-й школе, которая находилась в значительном расстоянии от Интуриста. Как оказалось, пробуждение ото сна Арифа равносильно возвращению с того света. Он спал крепко, в течение ночи при этом толкая речь на лезгинском. Когда его удавалось разбудить, времени, чтобы успеть на первое занятие на общественном транспорте, не оставалось. И мы садились на такси, которое обходилось в три рубля, которые для нас были вовсе не деревянными, а золотыми. Ариф любил хорошо посидеть, если не в ресторане, то в приличном кафе. Вскоре у него кончились деньги. Впервые за шесть почти лет моих денег тоже не хватило до конца сессии. Так у Акрама денег не было с самого начало, с его бюджетом ничего катастрофического не произошло. Ариф провел совещание и объявил, что один из нас должен ехать в район за деньгами. Они оба по объективным причинам, ныне мною забытым, не могли. Я отправился в Сальян, чтобы брать взаймы у брата и срочно вернуться назад. Это было ужасно. Просить деньги, даже в долг, я не люблю…
Но оставшееся время, насколько я помню, мы провели весело. О чем мы тогда разговаривали? – это я с трудом вспоминаю. Ариф часто говорил о своих литературных мечтах. Писал ли он до этого что-либо, я не могу сказать. Он мне не показывал. Наверное, были какие-то опыты, не зря же он знакомился с литераторами и тратя на это даже деньги. Но представить его за письменным столом, к тому же долгие часы, было трудно. Он собирался написать нечто такое, что могло в один миг поставить его в один ряд с Фолкнером, с Камю. «Что же такое написать, чтобы сразу Нобелевскую премию присудили?» — он всерьез спрашивал меня, полагая, что обо всем этом я всемерно осведомлен, так как неправильно видел во мне будущего крупного литературного критика или литературоведа. Однажды утром в выходной день он мне протянул лист бумаги, сказав, что пока я спал, он начал писать, кажется, невероятную вещь. Я быстро прочитал начало этой невероятной вещи и сказал, что он тут просто вкратце излагает повесть Валентина Распутина «Живи и помни». Как сильно расстроился Ариф, заметно было по его побледневшему лицу. «Этот Распутин нас доконал», — сказал он. Он похож был на ребенка, у которого отняли полюбившуюся ему игрушку, объявив, что это не его игрушка… Ариф и на самом деле был похож на ребенка, он был чист душой, в этом я уверен по сей день. Таких искренних людей я в своей жизни больше не встречал… Он, конечно, по природе был авантюрист, жаждал славы, как дети жаждут признания взрослых…